Религия закончилась. Она закончилась. Я почувствовал, как она заканчивается. Теперь остались только деньги, одетые в одежды Бога. Мужчины у власти произносят слова, но слова мертвы в их устах, мертвы до того, как покинут их губы, и они это знают, и мы это знаем, и все же мы сидим и слушаем. Политика. Экономика. Это единственная церковь сейчас. Единственное писание. И когда они держат книгу, это ничего не значит, это значит меньше, чем ничего, это реквизит, инструмент, трюк, и никто не скажет это вслух, потому что сказать это — значит признать, что мы уже живем в руинах. А мы живем. Мы — руины. Храм пал, и мы — прах.